Преподавателям » Методические материалы » Дневник юного музыканта
В издательстве «Автограф» вышла книжка Аделины Ивановой. Новинка красиво оформлена, привлекает картинками. С виду похожа на сказки, а название не детское —«Творческий дневник юного музыканта». Полистала, почитала… Оказалось, книжка про любовь.
Книга А.П. Ивановой преподавателя специального фортепиано детской музыкальной школы, отражает своеобразный метод нетрадиционного комплексного подхода к воспитанию юного музыканта. Идея творческого дневника: "Хочу я больше знать, хочу увлечь, влюбить, очаровать!" привлекла преподавателей музыки, среди которых немало последователей. Эта книга адресована юным музыкантам, преподавателям музыки, всем, кто любит музыку и хочет освоить азы музыкальной грамоты.
В книге много интересных иллюстраций. Твердый глянцевый переплет делает ее очень привлекательной и удобной.
Как юнга на корабле
Как ребёнка «увлечь, влюбить, очаровать»? Как сделать так,чтобы малыш, попав в руки педагога-музыканта, не возненавидел музыку, а полюбил? Об этом преподаватель фортепиано Аделина Иванова думала всегда.
Её воспитанники, независимо от выбранной профессии, шли с музыкой по жизни: любимую учительницу приглашали на свадьбы, докладывали о родившихся детях, потом и внуках. Нашей героине сейчас 82 года, а они до сих пор пишут, советуются, благодарят. И хранят свои творческие дневники…
— Когда книжка готовилась к печати, меня многие спрашивали, почему я ни разу не
сказала «ученик» или «учащийся» — только «юный музыкант», — начала разговор Аделина Пантелеевна.
— Специально не задумывалась над этим, но потом вспомнила себя. Вот приходит на урок маленький ребёнок в первый раз. Я думаю: «Это будущий музыкант!»
А потом сама себе говорю: «Может, он никогда в жизни не свяжет свою профессию с музыкой. Но я его уже люблю и буду растить из него музыканта». Без любви и надежды ничего не получится.
Помню, на одном из концертов моего класса директор школы сказал: «Почти 20 человек выступили, и я не могу сказать, кто из детей более способный, кто менее. У всех прекрасные руки, своё отношение к музыке.
Им настолько нравится играть на инструменте, что глаза от удовольствия горят». И вот о чём подумалось. Слово «ученик» — это проза.
Если ребёнок понимает, что для взрослых он юный музыкант, это возвышает. Так же как сын полка — общий любимец для армейцев. Как юнга на корабле — для моряков.
Двоечник Боря
Был у меня ученик Боречка Палей. Не успел закончить первый класс, весь педсовет его знал. Как сказали фамилию, по залу пронеслось «хи-хи» да «ха-ха». И единогласно решили: «Двоечник. Профнепригоден».
Мне стало жалко ребёнка. Мальчишка бойкий, с огромными чёрными глазами, он не был похож на нерадивого ученика. Встала и говорю: «Разрешите мне взять Борю к себе в класс. С испытательным сроком».
Педсовет не возражал: «Пожалуйста, берите». Боречка, конечно, фокусничал. Выходил на сцену, играл произведение — и начиналось. Если забыл, тут же, как ни в чём ни бывало, сымпровизировал, вставочку симпатичную сделал.
И закончил не так, как написал композитор, — по-своему, красивым аккордом... После школы Боря поступил в музыкальное училище. И он не один такой был.
До сих пор вспоминаю Галочку Захарову. Она поучилась в подготовительной группе, а по конкурсу не прошла. Привели родители её ко мне домой заниматься частным образом. Прошёл год, второй, третий.
У девочки оказался абсолютный слух. После шести лет занятий дома я убедила родителей, что надо получить аттестат, и сказала: «Пошли, Галочка, в школу». По теории её спрашивали около часа.
Я тихонечко говорю педагогу по сольфеджио: «Может, довольно? Студентов института только 15 минут спрашивают». А она хоть бы что: «Сколько надо, столько и буду спрашивать!» Моя Галочка сдала все экзамены, поступила в седьмой класс и окончила музыкальную школу на пятёрки.
Единственный случай, когда мне пришлось настоять, чтобы ребёнок не бросил школу — Танечка Фомина, в то время дочка директора Магнитогорского калибровочного завода. Болезненная девочка была, постоянно пропускала занятия.
Однажды мне позвонила её мама и сказала: «Берём академ». Это был третий класс, и я вдруг отказала: «Никакого академа. Я вас не отпускаю. Таня будет учиться!» Они послушались.
В результате Таня окончила и школу, и училище, и Новосибирскую консерваторию. Сейчас она преподаёт в Магнитогорском музыкальном училище.
Рутина убивает
Учитель музыки не совсем обычный учитель. Такой педагог, как Аделина Иванова, тем более редкость. Учит игре на фортепиано, как и положено, а ребёнок знает много музыки, разбирается в теории, импровизирует, сочиняет стихи, рисует.
— Ребёнку задают, например, сарабанду Баха, — вступила в разговор ученица и дочь Аделины Пантелеевны Евгения — музыкант с консерваторским образованием.
— Он плохо представляет, кто такой Бах, что сарабанда не просто танец — погребальное шествие, что во времена Баха фортепиано не было, поэтому его сарабанда написана для совершенно другого инструмента — клавесина.
Если всё это не объяснить, ребёнку скучно. Он будет равнодушно перебирать клавиши, мечтая поскорее захлопнуть крышку рояля и заняться чем-нибудь другим.
Он может никогда не узнать, что в эпоху Баха люди носили парики, очень много значили слова и жесты, не говоря уж о поступках: как поздоровался, поклонился и что значит слово «честь». Но ведь это так интересно!
Рутина убивает желание учиться. Когда детям открываешь какие-то важные, удивительные детали, у них горят глаза, они начинают рисовать, сочинять стихи, творить.
— В музыке можно выразить что угодно: мерцание дождевых капель, шелест листвы, пение птиц, — продолжает разговор Аделина Пантелеевна.
— Капля дождя на солнце — импровизация. Мне часто приходят в голову стихи. Они мгновения, как россыпь леденцов цветных. Их много. Иногда стою у окна, наблюдаю: воробьи говорят между собой, о чём-то спорят.
Ненадолго смолкли — и опять. Потом вдруг ещё громче защебетали, сорвались и улетели. Вот как это происходит, о чём они говорят… Сухомлинский был прав, когда говорил, что мы, взрослые, должны возвыситься до духовного уровня ребёнка. Всегда можно сделать так, чтобы ребёнку было интересно.
Будем драться
Однажды приходит Боречка Палей на урок. Сел за инструмент, играет, а сам какой-то настороженный, насупленный. «Боречка, — говорю, — что случилось?» — «Меня вызвали драться». — «А ты что?» — «Сказал, что схожу на урок музыки, а после приду.
Будем драться». Секунду помолчал и добавил: «Не знаю, идти мне или нет…» Я не знала, что ответить. Просто рассказала свою историю. В детстве, когда мне было восемь лет, в кинотеатрах шёл фильм «Чапаев».
И кто-то меня окрестил Чапаевым. Наверно, потому, что с мальчишками всё время играла, каталась на коньках, на велосипеде. Так и называли: «Чапаев, ты сделал пример или нет?»
В пятом классе какие-то мальчишки постарше подошли ко мне и говорят: «Ну вот, Чапаев, приходи за школу. Драться будем». А я была девочка хрупкая, тоненькая.
Закончились уроки, поворачиваю за торец школы — несколько человек стоят. Посмотрели они на меня, оптимистку, потом друг на друга. И по одному ушли».
Боря слушал внимательно, потом говорит: «Если не пойти, скажут — трус». Я его поддержала: «Неизвестно, как они себя поведут. Но ты, конечно, пойди, раз обещал.
Вечером обязательно мне позвони». Оказалось, всё закончилось хорошо: посмотрели друг на друга, потом начали улыбаться — и разошлись.
В бурке с биноклем на белом коне
В детстве меня спрашивали: «Кем ты будешь, когда вырастешь?» Я, не раздумывая, отвечала: «Лётчиком-полковником». Почему именно полковником?
И я фантазировала: «Вот стою на скале — в бурке, с биноклем, на белом коне. Наблюдаю с высоты, что там внизу…» Когда училась в школе, точно так же уверенно отвечала: «Буду преподавать музыку».
…Мы жили в Одессе. Я училась в Первой образцовой театрально-балетной школе: танцевала, играла на двух музыкальных инструментах, читала стихи, изучала актёрское мастерство. Нас учили не просто педагоги — легенды, актёры МХАТа.
У нас, к примеру, преподавал Волков, который играл старика Хоттабыча в фильме, Прозоровский Лев Маркович. Мы все спектакли в театре драмы смотрели, в оперу ходили. Как будто вчера всё было…
Помню, у меня лучше всего получались характерные танцы. На концертах я танцевала гопак, лезгинку с кинжалом в черкесском костюме. Где бы ни выступали, везде меня должны были обязательно заполонить, кинжал я в пол кидала — зрители аплодировали…
Однажды выступали в Кисловодске в санатории, а там как раз были Святослав Рихтер, Семён Эйдинов, у которого я потом училась. Семён Григорьевич ведь не только прекрасный дирижёр-хоровик был, но и пианист.
Он учился у самого Константина Игумнова. На том концерте в Кисловодске я не только танцевала, но ещё полонез Огинского и этюд Скрябина сыграла, «Балладу о часах» Благоева читала. Когда началась война, нас эвакуировали в Магнитогорск...
Сижу иногда, размышляю: «Не зря, видно, я живу долго. Наверно, в небесной канцелярии ждут, чтобы я свой опыт и знания передала детям, их преподавателям и всем-всем, кто любит музыку».
Только закончила книгу, а теперь уж хочется некоторые главы переделать, новые кусочки вставить. Бывает, уж сил нет, а сама думаю: «Ещё бы полчасика посидеть, хоть страничку написать». Но на часах уже два ночи.
Обнимаю свою рукопись со словами: «Эх, музыканты, музыканты — доброхоты и таланты. Вам без музыки не спится, не живётся, не сидится». Говорю себе: «Пора» — и выключаю свет. Завтра новый день. Мне нужно ещё многое успеть.
Татьяна МАРЬИНА
